Оль, белки - существа самодостаточные, и наше мнение о них им безразлично. А как повод "поговорить" ничем не хуже любого другого. Так, глядишь, и в историю войдут в виде фразы: "Казалось бы, причем здесь белки..." А с белками - ты первая начала..., так что я тут не причем.
2ока «А с близким по духу можно болтать и ни о чём» - спасибо, я вас услышал.
Однако, вернёмся к нашим баранам, сиречь бодлерам.
Расширительно понимая ваше утверждение о том, что «Анадиомена» Рембо не есть поэзия, я для себя индуцирую, что и «Падаль» Бодлера не является поэзией для вас. Если это так, то вы очень сильно ошибаетесь. Бодлер, безусловно, краеугольный камень современной европейской поэзии. Весь т.н. «серебряный Век» русской поэзии без Бодлера немыслим. Когда вы читаете «Прекрасную незнакомку» Блока – вот он, Бодлер. Блок, Северянин, Бальмонт, Гумилёв, Цветаева, Мандельштам, а за ними Ахматова, Заболоцкий, Пастернак – вот имена, вызванные гением Бодлера и других символистов. Символисты в поэзии, с моей точки зрения, идентичны импрессионистам в живописи (кстати, и по времени они практически совпали). Естественно, и «Падаль» Бодлера, и «Анадиомена» Рембо – примеры безукоризненной, высочайшей поэзии, новаторской во всех смыслах этого слова.
Я когда слышу сентенции о том, что «Венера Анадиомена» это не поэзия, а отречение от чего-то там, меня только досада разбирает. Люди очень быстро забывают историю, например о тех же импрессионистах, о Салоне Отверженных, в котором был впервые выставлен «Завтрак на траве» Мане. Риторика, во всяком случае, схожа до мелочей – «порнография», «скандал», «пощёчина нравам» и т.д. Двойное дежавю. Первое – от повторения истории с Мане, второе – от повторения истории «Анадиомены» на Сачкодроме семилетней давности. С одним отличием – тогда она была процитирована, а счас тока упомянута – реакция повторилась до мелочей.
Кстати. Есть ещё и третий слой. Заботливо придерживаемый мной в рукаве до времени. Про шесть осуждённых стихов из «Цветов Зла» доводилось слышать? Про те, которые цензура запретила печатать на основании якобы оскорбления ими публичной морали? Что характерно, «Падаль» в этот список не входит. Зато входит, например, вот это (процитирую целиком, не удержусь)
Сюда, на грудь, любимая тигрица, Чудовище в обличье красоты! Хотят мои дрожащие персты В твою густую гриву погрузиться.
В твоих душистых юбках, у колен, Дай мне укрыться головой усталой И пить дыханьем, как цветок завялый, Любви моей умершей сладкий тлен.
Я сна хочу, хочу я сна - не жизни! Во сне глубоком и, как смерть, благом Я расточу на теле дорогом Лобзания, глухие к укоризне.
Подавленные жалобы мои Твоя постель, как бездна, заглушает, В твоих устах забвенье обитает, В объятиях - летейские струи.
Мою, усладой ставшую мне, участь, Как обреченный, я принять хочу, - Страдалец кроткий, преданный бичу И множащий усердно казни жгучесть.
И, чтобы смыть всю горечь без следа, Вберу я яд цикуты благосклонной С концов пьянящих груди заостренной, Не заключавшей сердца никогда.
Замечательно, правда? А теперь ответьте мне, пожалста, что оскорбительного для публичной морали есть в этих строках? А потом всегда вспоминайте этот пример, прежде чем походя налеплять ярлыки типа «что-то вроде "Марсельезы" -- рифмованное отречение от своих предыдущих увлечений». Такие ярлыки очень плоско смотрятся, если вы понимаете, о чём я. Всё это уже было, и в форме трагедии, и в форме фарса. И даже в форме заметки в гламурном журнале.
->Чукигекъ А не надо ничего "расширительно понимать" и тем более "для себя индуцировать"))). Это не способствует взаимопониманию и только провоцирует беспочвенную агрессию. Родство нашего "Серебряного Века" с поэзией французских символистов и Бодлера в частности и невооружённым глазом заметно. Это конечно же не означает, что всё, написанное Бодлером или Рембо мне одинаково нравится. Как впрочем, и Блоком, Северяниным и др. Не скажу, что я нежно люблю "Падаль", но в поэтических достоинствах ей не отказываю, хотя, на мой и только мой взгляд, чувство меры здесь всё-таки страдает. И от того, что конкретная "Венера" меня лично ни на что не вдохновляет, Рембо, разумеется, ничего не теряет ни в моих, ни в чужих глазах. Зато мне нравятся многие другие его стихи, для краткости подойдёт, к примеру, это: Предчувствие Глухими тропами, среди густой травы, Уйду бродить я голубыми вечерами; Коснется ветер непокрытой головы, И свежесть чувствовать я буду под ногами.
Мне бесконечная любовь наполнит грудь. Но буду я молчать и все слова забуду. Я, как цыган, уйду - все дальше, дальше в путь! И словно с женщиной, с Природой счастлив буду. Март 1870
Насчёт барановой, сиречь бодлеровой, краеугольности собрался было поспорить, указуя на социально более мне по духу близкого Вийона. Но вовремя опамятовался. "Несравненный Виллон Франсуа" нам известен изначально в переводах Эренбурга, а этот киевский гимназистишко наверняка по ночам, прячась от родителей, штудировал "Флёр дю Маль". А если уж даже в физическом эксперименте присутствие наблюдателя искажает наблюдение, то что говорить о стиле перевода источника XV в., сделанного поэтом XX в., находящегося под несомненным влиянием французской поэзии XIX в. Тот ещё лист Мёбиуса получается.
Но всё же, всё же... Даже отбросив стиль, усомнившись в том, что "и сколько весит этот зад узнает завтра шея" - это аутентичный перевод со старофранцузского, нельзя усомниться, что
Я оплеуха - и щека, Я рана - и удар булатом, Рука, раздробленная катом, И я же - катова рука!
не могло не вырасти из "От жажды умираю над ручьём".
Хотя и это вкусовщина, конечно. Только русская поэзия по-настоящему в крови, а западную мы воспринимаем через Рабиновича, заливающегося соловьём-Карузой по телефону.
И вообще, возможно, это:
Полно на дворе человечьего шлака. Дерьмо каменеет, как главы соборные. Избыток дерьма в этом мире, однако...
написано обобщённым сферическим поэтом в вакууме, причём объём сферы в разных пропорциях заполнен Мекельанджело, Вознесенским, Бодлером, Маяковским и многими другими, взаимно питающимися друг другом. И кормящими собой других.
Ну да, это мы думаем, что Эренбург для нас Виньона переводил, а некоторые думают, что Тору))). https://berkovich-zametki.com/2006/Starina/Nomer1/Miller1.htm -> Нероль Юра, спасибо тебе, что дерьмом нас не кормишь))). -> Андрей С. Раз у нас Венера такая, то с меня и подавно взятки гладки))).
Юре, конечно спасибо! Главным образом за то, что он делает, но и за то, чего не делает - тоже! )))
Думаю, для Вознесенского это был не вторичный продукт, а таки мучительный поиск текста, конгениального всему, что Микеланджело делал. Не только в слове, но и в зримых образах.
Я удивляюсь, Господи, тебе. Поистине, кто может - тот не хочет. Тебе милы, кто добродетель корчит, А я не умещаюсь в их толпе.
Почти богохульные строки человека, который построил собор Св.Петра.
Боже, ведь я же твой стебель, что ж меня отдал толпе. Боже, что я тебе сделал - что я НЕ сделал тебе?
->однополчанам
23:26 08.07.2011
Я буду лучше землю жрать, чем буду петь песни, за которые будет стыдно перед всеми Вами. Печально, но все мы вымирающий вид. Не знаю, что сейчас из себя представляет МЭИ, но долгие годы количество невежества на душу населения в нашем ВУЗе всегда было ничтожным. Чтоб все Вы были живы, здоровы и также иронично умны на долгие годы.Нероль мэевская
->Чукигекъ Возвращаясь к предложенной вами параллели символизм-импрессионизм (вполне логичной уже по одному тому, что Бодлер был близким другом Мане), попыталась найти аналог «Выходящей из моря » в творчестве импрессионистов и как ни странно уперлась внутренним взором именно в «Завтрак на траве», т.к. он, на мой разумеется взгляд, хорош именно своей манифестацией отказа от прежних салонных эстетических канонов , но сам по себе ещё далёк от шедевра в рамках зарождающейся новой эстетики импрессионизма. Не далее как неделю назад, стоя перед этой картиной на выставке Эдуарда Мане в музее д’Орсэ, я ощущала необъяснимый дискомфорт отнюдь не из-за абсурдности сочетания двух одетых джентльменов и обнаженной женщины или выставленных напоказ дефектов её фигуры, или нимало не смущающейся своей наготы и нахально смотрящей на зрителя «бесстыдницы» -- нет, просто все персонажи и все элементы пейзажа жили какой-то своей собственной жизнью, как-будто сложенные из отдельных пазлов, и никак не хотели сложиться в моём восприятии в некое целое, вызывая ощущение какого-то карусельного головокружения. И совсем другое ощущение возникло в следующем зале, когда я перешла к «Олимпии». Благодаря ли цитированию композиции Тициановской «Венеры Урбинской», или поистине олимпийскому победному взгляду героини, заставляющему умолкнуть все кривотолки о сомнительной репутации этой дамы, грандиозному ли размеру полотна, воздающему должное Красоте Женщины недостижимой никакому искусству, но стоять перед ней можно было бы бесконечно, если бы не моральное, доходящее до физического, давление толпы таких же как я паломников. Да , тут вам и «Незнакомка» и «Прекрасная Дама» , и загадочность и непостижимость, и мильон ассоциаций и отражений , как вглубь веков так и наружу, на зрителя, в повседневность, в откровенные фотосессии современных ню. Впрочем, проснувшись сегодня утром, я мысленно увидела другую «Венеру» , с картины Ватто «Весёлая компания на отдыхе» (1716-1719), символизирующую «Осень» обнажённую, дряблую, опирающуюся на клюку и неловку карабкающуюся к реке под насмешливым взглядом нарядного франта. https://www.liveinternet.ru/users/milana07/post107220877/ Конечно, здесь нет беспощадности и презрения к предмету изображения Рембо, а только лишь грусть и сознание неизбежности угасания той красоты, что цветёт в центре полотна в окружении восторженных поклонников. Пожалуй, ближе всего по скандальности и мотивации отказа от надоевших слащавых образов академизма к «Анадиомене» «Купальщицы» Курбе, высеченные хлыстом рассерженным императором Наполеоном III в Салоне 1853г. https://impressionnisme.narod.ru/COURBET/courbet33_about.htm
А с белками - ты первая начала...
«А с близким по духу можно болтать и ни о чём» - спасибо, я вас услышал.
Однако, вернёмся к нашим баранам, сиречь бодлерам.
Расширительно понимая ваше утверждение о том, что «Анадиомена» Рембо не есть поэзия, я для себя индуцирую, что и «Падаль» Бодлера не является поэзией для вас. Если это так, то вы очень сильно ошибаетесь. Бодлер, безусловно, краеугольный камень современной европейской поэзии. Весь т.н. «серебряный Век» русской поэзии без Бодлера немыслим. Когда вы читаете «Прекрасную незнакомку» Блока – вот он, Бодлер. Блок, Северянин, Бальмонт, Гумилёв, Цветаева, Мандельштам, а за ними Ахматова, Заболоцкий, Пастернак – вот имена, вызванные гением Бодлера и других символистов. Символисты в поэзии, с моей точки зрения, идентичны импрессионистам в живописи (кстати, и по времени они практически совпали). Естественно, и «Падаль» Бодлера, и «Анадиомена» Рембо – примеры безукоризненной, высочайшей поэзии, новаторской во всех смыслах этого слова.
Я когда слышу сентенции о том, что «Венера Анадиомена» это не поэзия, а отречение от чего-то там, меня только досада разбирает. Люди очень быстро забывают историю, например о тех же импрессионистах, о Салоне Отверженных, в котором был впервые выставлен «Завтрак на траве» Мане. Риторика, во всяком случае, схожа до мелочей – «порнография», «скандал», «пощёчина нравам» и т.д. Двойное дежавю. Первое – от повторения истории с Мане, второе – от повторения истории «Анадиомены» на Сачкодроме семилетней давности. С одним отличием – тогда она была процитирована, а счас тока упомянута – реакция повторилась до мелочей.
Кстати. Есть ещё и третий слой. Заботливо придерживаемый мной в рукаве до времени. Про шесть осуждённых стихов из «Цветов Зла» доводилось слышать? Про те, которые цензура запретила печатать на основании якобы оскорбления ими публичной морали? Что характерно, «Падаль» в этот список не входит. Зато входит, например, вот это (процитирую целиком, не удержусь)
Сюда, на грудь, любимая тигрица,
Чудовище в обличье красоты!
Хотят мои дрожащие персты
В твою густую гриву погрузиться.
В твоих душистых юбках, у колен,
Дай мне укрыться головой усталой
И пить дыханьем, как цветок завялый,
Любви моей умершей сладкий тлен.
Я сна хочу, хочу я сна - не жизни!
Во сне глубоком и, как смерть, благом
Я расточу на теле дорогом
Лобзания, глухие к укоризне.
Подавленные жалобы мои
Твоя постель, как бездна, заглушает,
В твоих устах забвенье обитает,
В объятиях - летейские струи.
Мою, усладой ставшую мне, участь,
Как обреченный, я принять хочу, -
Страдалец кроткий, преданный бичу
И множащий усердно казни жгучесть.
И, чтобы смыть всю горечь без следа,
Вберу я яд цикуты благосклонной
С концов пьянящих груди заостренной,
Не заключавшей сердца никогда.
Замечательно, правда? А теперь ответьте мне, пожалста, что оскорбительного для публичной морали есть в этих строках? А потом всегда вспоминайте этот пример, прежде чем походя налеплять ярлыки типа «что-то вроде "Марсельезы" -- рифмованное отречение от своих предыдущих увлечений». Такие ярлыки очень плоско смотрятся, если вы понимаете, о чём я. Всё это уже было, и в форме трагедии, и в форме фарса. И даже в форме заметки в гламурном журнале.
А не надо ничего "расширительно понимать" и тем более "для себя индуцировать"))). Это не способствует взаимопониманию и только провоцирует беспочвенную агрессию. Родство нашего "Серебряного Века" с поэзией французских символистов и Бодлера в частности и невооружённым глазом заметно. Это конечно же не означает, что всё, написанное Бодлером или Рембо мне одинаково нравится. Как впрочем, и Блоком, Северяниным и др. Не скажу, что я нежно люблю "Падаль", но в поэтических достоинствах ей не отказываю, хотя, на мой и только мой взгляд, чувство меры здесь всё-таки страдает. И от того, что конкретная "Венера" меня лично ни на что не вдохновляет, Рембо, разумеется, ничего не теряет ни в моих, ни в чужих глазах. Зато мне нравятся многие другие его стихи, для краткости подойдёт, к примеру, это:
Предчувствие
Глухими тропами, среди густой травы,
Уйду бродить я голубыми вечерами;
Коснется ветер непокрытой головы,
И свежесть чувствовать я буду под ногами.
Мне бесконечная любовь наполнит грудь.
Но буду я молчать и все слова забуду.
Я, как цыган, уйду - все дальше, дальше в путь!
И словно с женщиной, с Природой счастлив буду.
Март 1870
"Несравненный Виллон Франсуа" нам известен изначально в переводах Эренбурга, а этот киевский гимназистишко наверняка по ночам, прячась от родителей, штудировал "Флёр дю Маль". А если уж даже в физическом эксперименте присутствие наблюдателя искажает наблюдение, то что говорить о стиле перевода источника XV в., сделанного поэтом XX в., находящегося под несомненным влиянием французской поэзии XIX в. Тот ещё лист Мёбиуса получается.
Но всё же, всё же... Даже отбросив стиль, усомнившись в том, что "и сколько весит этот зад узнает завтра шея" - это аутентичный перевод со старофранцузского, нельзя усомниться, что
Я оплеуха - и щека,
Я рана - и удар булатом,
Рука, раздробленная катом,
И я же - катова рука!
не могло не вырасти из "От жажды умираю над ручьём".
Хотя и это вкусовщина, конечно. Только русская поэзия по-настоящему в крови, а западную мы воспринимаем через Рабиновича, заливающегося соловьём-Карузой по телефону.
И вообще, возможно, это:
Полно на дворе человечьего шлака.
Дерьмо каменеет, как главы соборные.
Избыток дерьма в этом мире, однако...
написано обобщённым сферическим поэтом в вакууме, причём объём сферы в разных пропорциях заполнен Мекельанджело, Вознесенским, Бодлером, Маяковским и многими другими, взаимно питающимися друг другом. И кормящими собой других.
https://berkovich-zametki.com/2006/Starina/Nomer1/Miller1.htm
-> Нероль
Юра, спасибо тебе, что дерьмом нас не кормишь))).
-> Андрей С.
Раз у нас Венера такая, то с меня и подавно взятки гладки))).
Главным образом за то, что он делает, но и за то, чего не делает - тоже! )))
Думаю, для Вознесенского это был не вторичный продукт, а таки мучительный поиск текста, конгениального всему, что Микеланджело делал. Не только в слове, но и в зримых образах.
Я удивляюсь, Господи, тебе.
Поистине, кто может - тот не хочет.
Тебе милы, кто добродетель корчит,
А я не умещаюсь в их толпе.
Почти богохульные строки человека, который построил собор Св.Петра.
Боже, ведь я же твой стебель, что ж меня отдал толпе. Боже, что я тебе сделал - что я НЕ сделал тебе?
Возвращаясь к предложенной вами параллели символизм-импрессионизм (вполне логичной уже по одному тому, что Бодлер был близким другом Мане), попыталась найти аналог «Выходящей из моря » в творчестве импрессионистов и как ни странно уперлась внутренним взором именно в «Завтрак на траве», т.к. он, на мой разумеется взгляд, хорош именно своей манифестацией отказа от прежних салонных эстетических канонов , но сам по себе ещё далёк от шедевра в рамках зарождающейся новой эстетики импрессионизма. Не далее как неделю назад, стоя перед этой картиной на выставке Эдуарда Мане в музее д’Орсэ, я ощущала необъяснимый дискомфорт отнюдь не из-за абсурдности сочетания двух одетых джентльменов и обнаженной женщины или выставленных напоказ дефектов её фигуры, или нимало не смущающейся своей наготы и нахально смотрящей на зрителя «бесстыдницы» -- нет, просто все персонажи и все элементы пейзажа жили какой-то своей собственной жизнью, как-будто сложенные из отдельных пазлов, и никак не хотели сложиться в моём восприятии в некое целое, вызывая ощущение какого-то карусельного головокружения. И совсем другое ощущение возникло в следующем зале, когда я перешла к «Олимпии». Благодаря ли цитированию композиции Тициановской «Венеры Урбинской», или поистине олимпийскому победному взгляду героини, заставляющему умолкнуть все кривотолки о сомнительной репутации этой дамы, грандиозному ли размеру полотна, воздающему должное Красоте Женщины недостижимой никакому искусству, но стоять перед ней можно было бы бесконечно, если бы не моральное, доходящее до физического, давление толпы таких же как я паломников. Да , тут вам и «Незнакомка» и «Прекрасная Дама» , и загадочность и непостижимость, и мильон ассоциаций и отражений , как вглубь веков так и наружу, на зрителя, в повседневность, в откровенные фотосессии современных ню.
Впрочем, проснувшись сегодня утром, я мысленно увидела другую «Венеру» , с картины Ватто «Весёлая компания на отдыхе» (1716-1719), символизирующую «Осень» обнажённую, дряблую, опирающуюся на клюку и неловку карабкающуюся к реке под насмешливым взглядом нарядного франта.
https://www.liveinternet.ru/users/milana07/post107220877/
Конечно, здесь нет беспощадности и презрения к предмету изображения Рембо, а только лишь грусть и сознание неизбежности угасания той красоты, что цветёт в центре полотна в окружении восторженных поклонников.
Пожалуй, ближе всего по скандальности и мотивации отказа от надоевших слащавых образов академизма к «Анадиомене» «Купальщицы» Курбе, высеченные хлыстом рассерженным императором Наполеоном III в Салоне 1853г.
https://impressionnisme.narod.ru/COURBET/courbet33_about.htm
Страницы: 1 2 3