На столе , покрытом красной скатертью , горит черная свеча . В темноте , окружившей меня , висит только пламя . Мы держимся за руки и скрываем смущение невольных свидетелей бесед каждого со своим стыдом . Как новенький , я последний в этой очереди . Нервная дрожь ожидания под кривой улыбкой знатока предстоящего обмана и заготовленных разоблачений умершей в красоте непонятности Блаватской . Слова хозяйки , объясняющей ритуал , узнаваемы по книжкам юности . Потертый в меру плюш скатерти сморщен далеким лицом бабушки и лета в деревне . Кто-то называет имя своей скорби , другие надежды на наследство неизвестного родственника . Великие императоры и соседки по коммунальной квартире , младенец , выброшенный в мусоропровод , и первый муж , оказавшийся лучшим , мерин , снящийся к дождю каждой старушке на лавочке у подъезда и обязательный призрак этой квартиры , заполнили сцену стола несбывшихся ожиданий . Каждый виден только своему отражению . Потные ладони в моих руках подтверждают маленькие бури чувств в невидимых глазах . Жажду прощения и власти , оскобленного самолюбия и мести невозможно насытить водой реки мертвых . В прохладном пламени подмигнула золотым веком маленькая саламандра . Темнота стен рухнула и освободила серым воздушным шарикам путь домой . Звуки пропавшим эхом обратились тишиной . Ночная пустыня окружила вселенной отсутствующим горизонтом . Внезапное одиночество прогнало реальность . Левая рука крепко сжимает правую . Все гости ушли против желания остаться , тихо прикрыв дверь бесконечности. Хозяйка превратилась в заросшие мхом времени стертые белые ступени в небытие . Я назвал имя своей любви…