Старик и море     Мол уходил в море и там обрывался.     Он был старый и весь потрепанный зимними прибоями. Во время отлива на его скошенных боках проступали клочковатые водоросли и бегали мелкие крабы. А утром на нем сидели птицы.     Зимой на его проржавевшей арматуре намерзали сосульки, и ветер срывал с него пену, гонял ее по черной воде и рвал на куски.     Только зимой можно было догадаться, почему это море звали Черным.     Но сейчас, летом, никто не вспоминал об этом. Море было тихое и ласковое. И абсолютно голубое. И если смотреть вдоль воды к горизонту, то невозможно определить, где море переходит в небо, потому что и небо было абсолютно голубое.     А вот если смотреть поверх деревьев, что растут на верхушке холма, то там небо будет розовым. Так как за холмом встает солнце. А солнце летом встает рано. И это не удивительно. Удивительно другое.     Удивительно, что раньше солнца встал Старик.     Хотя, наверное, не раньше солнца (тогда бы было темно), а раньше того момента, когда солнце станет выше деревьев.     Старик встал и высунул свою лысую голову с седыми клочковатыми висками в окно. Во рту у него было не хорошо. Нехорошо у него было и на душе. Даже можно сказать - пакостно.      А еще к нему со вчерашнего дня привязался дурацкий мотивчик - "…Цвет моря - голубой, Цвет джинсов - голубой, Цвет неба - голубой ….".     Вместе с мотивчиком память вернула Старику образ Зеленого театра и кучерявого мальчика - по фамилии …. Хотя зачем фамилии, вы его и так знаете.     Еще был какой-то образ - Хопер, но что это такое Старик не понял. Он отмахнулся от них и сел…     - Да, наступили не лучшие времена, - раньше в Зеленом театре "Машина времени" играла, а теперь... Хорошо бы водички. Почему всегда так не по-людски получается?     Старик обтер лысину ладонью и прикрыл глаза.     Ведь мог же вчера пойти в "Гром и Молнию", попить пива с молодыми людьми, как говорится - распрямить плечи. Вон и девушки, какие кругом ходят. Где они только все зимой прячутся?     Зиму он не любил. Зимой ныли кости и мерзли ноги. Не замерзала только водка.     Старик любил "Московскую особую". Завещанную народу еще Менделеевым.     Еще он любил лето. Летом его вывозили к морю. И он пил "Московскую особую" и смотрел на море. На море и на студенческий лагерь.     Это был настоящий студенческий лагерь. В нем кипела настоящая жизнь. Он иногда спускался к ним и бродил там.     Студенты видели его и вежливо здоровались. Но к себе в компанию не приглашали. Что-то в Старике было не то что бы отталкивающее, скорее настораживающее.     И он это чувствовал. Нужно было бы подсесть к ним и предложить выпить вместе. Поговорить с ними. Но Старик в последний момент, всегда посовал. Он опускал голову, хмурился и проходил мимо. А вечером он пил один "Московскую особую" и смотрел в окно. На луну. Он ненавидел вечер. И одиночество.     - За что ему все это?     Нет ответа. И он пил. Пил и думал.     - За что?     Ведь он еще и не такой старый. Ему еще нет и пятидесяти. Его уважают на кафедре, где он преподает "Математические методы моделирования". И, в конце концов, он начальник этого студенческого лагеря.     За что?