Вот не знаю как сейчас, но раньше был такой журнал – “Химия-жизнь”. Очень
интересный был журнал, научно-популярный. Зачастую там печаталось описание разных занятных химических опытов. Но что-то уравнения такой химической реакции, последствия которой я попробую описать ниже, я не встречал. Заранее прошу прощения за некоторые физиологические подробности.
Охотились мы той осенью в Вологодской области. В компании было четверо мужиков и одна женщина, тоже охотница. Жили мы в брошенной деревне, в единственном более или менее сохранившемся доме с целой печкой. Мы провели косметический ремонт избы, как могли вычистили ее.
Сама по себе, охота в тот сезон была очень приличной. Все окрестные угодья мы разбили на сектора, присвоили им номера и последовательно обходили их с охотой. Если мы решали напасть на тетеревов, мы шли в магазин № 2, если нам нужна утка – то мы шли в маг. № , допустим, 4 и т. д. Магазином же № 1, мы окрестили небольшое овсяное поле, сильно вдающееся в лес, на которое регулярнейшим образом выходил жировать крупный мишка. Ведмедик был очень и очень хитрый. Мы неоднократно пытались его караулить с вечера, но он приходил кормиться ночью. Если мы сидели всю ночь напролет, то он вылезал на поле утром, после нашего ухода. Даже когда мы уперлись и просидели на лабазах с шести вечера до десяти утра, хозяин рыкал в лесу, ломал кусты и мелкие деревья, пытаясь напугать нас, но на овес не выходил. Мы сильно боялись, но мысль добыть черного не оставляла наши головушки.
Вот мы и решили с К*, по кличке Коклюш, который боялся медведЕй еще больше моего, сменить способ охоты. “Все, хватит пассивного ожидания” – неожиданно для себя и окружающих, сказал я вслух во время традиционного товарищеского ужина, накрытого на добротно сколоченном столе рядом с избой. “Действительно, доколе?” – согласился со мной К*, еще не очень представляя о чем, собственно идет речь. “Нельзя ждать милостей от природы…” – опять раскрыл я свой рот, в том числе, чтобы запихнуть в него приличный кусок тушеного рябчика. “Взять их – наша прямая задача” – подтвердил Коклюш, поливая котлету из глухаря клюквенным вареньем.
Кстати, в тот год урожай клюквы был рекордным. Местное население сдавало ягоду в заготконторы тоннами. Мы тоже собирали клюкву, но для пропитания. Ели ее и с сахаром, и с чаем, настаивали на ней “разведенку”, варили варенье. А в тот памятный вечер, единственная среди нас женщина Т* сварила на костре аж целое ведро густого клюквенного морсу. Морс решили охладить в соседнем ручье и включить его в завтрашнее меню.
Тем временем мою охотничью мысль несло все дальше: “ Мы не будем больше караулить медведя на лабазах!” Остальным эта идея очень понравилась:” Правильно… давно пора… верно говоришь… наливай… он тоже по деревьям умеет лазать…” “Мы будем к нему, кормящемуся, подкрадываться, босиком!” Это предложение было встречено в штыки:” Не мы, а ты… фигню предлагаешь… простудить нас хочешь... наливай…он быстрее лошади бегает, хоть и тоже босиком!” Мы долго препирались, но в конце концов разработали ПЛАН ДОБЫЧИ ХИТРОГО МЕДВЕДЯ. По этому плану четверо охотников-мужчин должны разделиться на функциональные двойки. Первая двойка, по замыслу, должна была изображать лжеохотников, т. е. сидя на лабазах до рассвета, курить потихоньку непривычные для мишки импортные сигареты, вполголоса материться и, как бы невзначай щелкать предохранителями. Затем демонстративно слезть с лабазов и, со словами:” Нет, видно не взять нам этого медведя, пропала лицензия, немедленно возвращаемся в Москву”, уйти подальше от овса. Вторая же двойка, через полчаса после ухода первой, должна была скрытно выдвинуться на исходные позиции, обязательно снять обувь и в одних, в крайнем случае, в двух носках незаметно подкрасться к косолапому на верный выстрел. Понятное дело, что во вторую двойку угораздило меня с Коклюшем. За Мичуринские цитаты.
Спали мы плохо и проснулись задолго до назначенного по ПЛАНУ времени. Быстро собрались и вышли в осеннюю ночь. На улице было тихо, пасмурно и боязно. Идти на медведя было еще рано и К* предложил попить вчерашнего морсу. Он сходил к ручью и принес литровый ковшик прохладного, удивительно ароматного напитка. Мы с удовольствием напились морсу и бодро пошагали к овсяному полю. Не доходя до него метров пятьсот, мы услышали приближающиеся голоса “лжеохотников”, которые пороли явную и внеПЛАНовую отсебятину: “Леха, ты уверен, что мы идем в нужном направлении? Не бэ, Вова, Москва прямо по курсу. Лех, а Лех, а на медведя мы не наткнемся, вон там на опушке что-то шуршит? Где? (Шаги “псевдохотников” заметно ускорились). Где, где…, ну не в Москве же! Не в Москве, в смысле, в Караганде?...” Когда первая двойка рысцой пробегала мимо нас, мы выслушали еще пару – тройку рифм сомнительного качества. Светало. На овсяное поле упал предутренний туман. Что-то томительное защемило в районе не то сердца, не то желудка…
Опережая события, теперь, спустя многие годы, скажу наверняка, что защемило точно в районе желудка. Причиной этого томления стал…клюквенный морс, сваренный Т* в … оцинкованном (!) ведре.
Но тогда мы с Коклюшем еще не знали, какое горькое разочарование нас ожидает в ближайшие шестьдесят минут. Мы пропустили мимо ушей пару тревожных звонков, синхронно раздавшихся из глубин наших организмов, сняли сапоги и вошли в густой туман, окружавший все низину с овсяным полем посередине. Дальнейшие события я воспринимал только на слух, т. к. даже зги не было видно. Время от времени мы останавливались и пытались услышать кормящегося медведя. Медведь же, в это время, медленно приближался к нам с противоположной стороны поля. Он тоже тщательно прислушивался и принюхивался, пытаясь определить все ли придурки свалили с овса, или где-то еще притаилась парочка – другая. Так продолжалось довольно долго. Томление в наших пищеварительных трактах заметно усилилось. Пытаясь унять его, я замер, судорожно сжав зубы и сфинктер…, К* повторил мой маневр. В этот ответственный момент относительного, я бы сказал, динамического равновесия, мы отчетливо услышали чавканье кормящегося, где-то поблизости медведя. Нам пришлось замереть еще больше, чтобы он нас не услышал, и чтобы с нами не случилось чего-нибудь нежелательного. Я все слабее надеялся, что вот-вот еще немного рассветет, туман слегка рассеется и можно будет наконец-то отстрелять этого ведмедика раз и навсегда.
Но.., но не тут-то было. Всем радужным надеждам очень внезапно пришел конец. Со стороны К* послышался сдавленный стон и слабый всхлип под названием: “Пу-у-у-к-с-с, у-у-п-с-с.” Я тоже почувствовал, что зверовая охота подошла к концу и, не взирая на сложившуюся ситуацию, срывая с себя одежду, отдался непотребным физиологическим потребностям моего отравленного солями цинка организма.
ХИТРЫЙ МЕДВЕДЬ, совсем не ожидавший, что его мирная кормежка прервется в самом разгаре и столь неожиданным образом, громко рявкнул, и, с характерными звуками, сопровождающими медвежью болезнь, босиком ринулся в лес. Рассвело. Нам с Коклюшем совсем поплохело. Из всех отверстий относящихся к вышеупомянутому пищеварительному тракту хлестали плохо переваренные остатки вчерашнего товарищеского ужина, в том числе утиная лапша, буржуйские рябчики, глухариные котлеты и, черт побери, клюква во всех ее ипостасях.
Когда, после многочисленных вынужденных остановок, мы добрели до избы, то увидев, что первая двойка черпает морс из пресловутого оцинкованного ведра и собирается его пить, мы опять почувствовав клюквенное наваждение, ринулись на улицу с криками: ”Не пейте из ведра, козлами станете!” А дальше? Дальше – повышенная до предела температура тела подмышками, принудительное лечение левомицитином, активированным углем, водкой с солью, короткие пробежки до ближайших кустов со всеми вытекающими, в прямом и обратном смысле, из этого последствиями.
С тех пор К* наглухо перестал охотиться на медведей, а я до сих пор ищу аналитическую формулу той химической реакции взаимодействия, наверное, лимонной кислоты (?) с, наверное, окисью цинка (?). Анамнез, я описал немного выше.